заплатила рума и нима, чтобы ее брат, Цыдо, смог вернуться в деревню после духовного очищения (до какой степени его очищали, мне никто не говорит), а также девяти дней пиршества для всех жителей деревни за ее счет. Многое можно купить…

– У него новая жена и двое детей. Времена меняются, правда пятно позора от того, что он породил человеческие отбросы, никуда не денется, – беззаботно рассказывает Цытэ. – Для всех будет лучше, если он и его семья проведут большую часть года, посещая великие достопримечательности нашей страны.

Но при всех своих деньгах, успехе и власти моя подруга не в силах контролировать или влиять на духов, дарующих детей. У них с Лоуба три дочери, и в знак своего разочарования они отказались от практики выбора имен, принятой у акха, поэтому девочки носят имена Макау («Найди брата»), Малау («Приведи брата») и Мацзоу («Приобрети брата»).

– Почему ты не вышла замуж во второй раз? – спрашивает меня Цытэ на следующий день, когда мы потягиваем чай в бамбуковом павильоне, построенном, чтобы развлекать иностранных покупателей. – Если жена умирает, мужчина может жениться через три месяца, если умирает муж, женщина должна ждать три года, но этот срок давно прошел.

Неужели она произносит эти старомодные афоризмы только для того, чтобы поддеть меня? Очевидно, что для Цытэ многие традиции – пустой звук, но мы по-прежнему тепло друг к другу относимся. Я отвечаю банальностью:

– Я хочу добиться успеха в жизни.

На самом деле все гораздо туманнее. Я одинока все эти восемь лет. Со всех сторон слепит реклама онлайн-знакомств. В парках полно матерей средних лет, которые подходят ко мне с фотографиями своих сыновей и перечисляют их достижения и имущество: велосипед, мотоцикл или машина; перспективы: жизнь с родителями, аренда квартиры или собственное жилье.

– Тебе пора замуж, скоро постареешь, – говорила мне не одна такая мать. Без спроса, между прочим. А потом добавляла: – Пожалуйста, рассмотри кандидатуру моего сына.

Но я не могу позволить себе повторить ошибки прошлого. Если я когда-нибудь снова влюблюсь, это будет человек, которого примет моя семья. В противном случае меня ждет много страданий.

– Ты встречаешься с кем-то? – продолжает Цытэ, используя западное слово. – Ходишь в кино или поесть вместе лапши?

– Большинство мужчин не хотят встречаться с акха, – говорю я, надеясь закрыть тему.

Она понимающе кивает.

– Ты очень молодо выглядишь, но такая тихоня. Деревенская девушка в хорошем смысле слова. Может, сходишь «за любовью», пока ты здесь? Наши парни наверняка не обратят внимания на твои недостатки, и ты развеешься.

– Я не хочу.

Она не обращает внимания на мои слова и спрашивает:

– А как насчет иностранца? Ты ж в отеле работаешь. Может, ты выскочишь замуж за кого-нибудь из них и переедешь в Америку?

Я бы так не смогла. Трудно объяснить Цытэ, каково быть оторванным от гор, семьи и наших обычаев, хотя многое изменилось.

Она качает головой, оценивая меня.

– Неужели ты стала одной из теток-мужененавистниц?

Оглядываясь на годы, проведенные в Куньмине, я могу сказать, что не озлобилась, несмотря на все сложности. Не превратилась в Дэцзя, где бы она ни была – опустившаяся женщина, покинутая мужем. Но я должна беречь свое сердце, даже если это означает одиночество.

– Мне нет причин ненавидеть мужчин, – отвечаю я и, хотя никогда бы не призналась во всем, что со мной произошло, добавляю: – Я просто не хочу совершить еще одну ошибку.

Она отмахивается от моих слов, будто они ничего не значат.

– Посмотри на меня. Я толстая, а ты красивая. Я могу до вечера найти парня, готового взять тебя в жены.

Охотно верю, но мне это неинтересно.

Заботливость Цытэ заражает и мою родню. Невестки, А-ба, братья, даже некоторые племянники и племянницы суют в мои дела нос, как назойливые мошки, спрашивают, почему я до сих пор не вышла замуж, дают советы и пытаются доказать, как сильно они волнуются о моем благополучии.

– Мы не хотим, чтобы ты была одинока, – говорит Третий брат.

Второй брат придерживается более практичного подхода.

– Если ты не выйдешь замуж, кто будет заботиться о тебе, когда ты состаришься?

Старший брат еще более прямолинеен.

– Если ты не вступишь в брак, кто сделает подношения, когда ты отправишься в загробный мир? Тебе нужен сын. – Он грозит мне пальцем. – Ты не можешь ждать вечно, потом будет слишком поздно. Никто не захочет на тебе жениться.

А-ба, которому не положено напрямую обсуждать со мной подобные вопросы, передает сообщения через невесток, как и положено. Третья невестка обращается ко мне однажды утром, когда мы собираем хворост:

– Нельзя быть слишком разборчивой.

Вторая невестка передает следующее:

– Ни один мужчина не захочет жениться на женщине, которая слишком амбициозна или хочет затмить его.

Старшую невестку А-ба попросил сделать самое прямое предупреждение:

– Пусть говорят, что тебе не нравится заниматься сексом, но твой долг перед народом и семьей – завести ребенка.

После таких разговоров я чувствую раздражение и неуверенность.

На третьей неделе я отправляюсь в деревню покойного мужа, чтобы отдать дань уважения свекрам, но узнаю, что они умерли пять лет назад во время эпидемии тифа. Потом навещаю учителя Чжана в начальной школе, где на бамбуковых стенах висят все те же старые карты и плакаты, что и в моем детстве. Я рассказываю ему о своих опасениях, что провалила собеседование и снова подведу свою семью. На это он отвечает:

– Сейчас уже ничего не исправить. Но лично я считаю, что ты поступишь. Они не найдут никого более квалифицированного!

Это поднимает мой дух.

С А-ма я вижусь и разговариваю нечасто. Она – единственный человек, не считая учителя Чжана, который не изменился: ее одежда, движения, манера игнорировать кружащийся вокруг нее мир прежние. Она занята как никогда: готовит, улаживает споры между невестками, стирает вручную одежду, прядет нитки, занимается ткачеством, вышивает и украшает шапочки для внуков, принимает роды и готовит снадобья для больных или раненых. Она так занята, что я остаюсь с ней наедине лишь однажды – когда мы в последний день моего пребывания отправляемся в тайную рощу. Пока мы бродим там, мама то и дело останавливается, чтобы погладить ветку, оборвать несколько листьев или собрать паразитов, прилипших к материнскому дереву, для лечебных снадобий. В последний раз мы были здесь вместе, когда…

– Ничто не избавит от боли от потери ребенка, – говорит А-ма. – Мои чувства к твоей дочери сильнее всего ощущаются здесь. В природе. В атмосфере. Потому что именно туда ушла Янье. Растворилась в мире.

– Для меня горе как огромная дыра. Все крутится вокруг нее. Я заставляю себя двигаться, но не могу сделать